Назим Павел: Сюрреальность с юмором

Кисть, которой водит художник, должна обмакиваться в разум: о грифеле Аристотеля говорили, что он больше оставлял для мысли, чем для глаз.

И. И. Винкельман

Интеллектуальный компонент закладывался в фундамент будущего искусства ещё с начала XX века в эпоху модернизма. В поисках нового художественного языка одни авторы обращались к воплощению революционных идей через, например, эстетику рэди-мейдов либо же уходили в беспредметность на изобразительной плоскости, другие – стали основоположниками новых реализмов, в частности, с ассортиментностью смысловых трактовок в варианте «сюр». Последний наиболее важен как источник «пищи для ума» для современного зрителя с сознанием потребителя, привыкшего к быстрой, клиповой картинке.

Для питерца Павла Назима, думается, сама атмосфера родного города на Неве с обилием речных каналов и скрытых от дневного света дворов-колодцев наталкивает на поиски необычного и в то же время стройного и логичного. Его графика – это отражение жизни художника в зеркале его окружения. Город, в котором живёт, котельный цех, в котором работает, и прочие грани жизни он передаёт в духе сюрреализма, сатирическом ключе, а также с отголосками наивного искусства в ряде листов печатной графики.

Павел утверждает, что сюжеты его работ «далеки от пейзажности», но именно в изображениях с элементами природы «проявляется» вытравленными штрихами и линией от карандаша выдуманные сюжеты, сосуществующее с реальностью. Скупости монохромной гаммы оказалось достаточно для создания непривычного облика Петербурга, под одним из мостов которого бобры, с одноименного рисунка, неожиданно начали активно возводить плотину. При внимательном рассмотрении «Крымского пейзажа» освещённая солнцем извивающаяся серпантином горная тропинка и вовсе перестаёт быть ею, а больше напоминает убегающее куда-то вдаль русло реки, но снабжённое мостиком. Название следующего оттиска «Забивание козла» хоть и звучит угрожающе, на самом деле представляет процесс домашних посиделок за незатейливой игрой в домино, но название эстампа оправдано – на переднем плане козлик есть. Особенно хочется отметить получившийся у художника эффект полифактурности бумаги, благодаря использованию приёма акватинты: от белоснежной фигурки козлёнка, защищённой от кислоты лаком до мерцающего полумрака комнаты и глухого чёрного цвета, полученного путём длительных травлений доски, заранее покрытой смолистым порошком канифоли. Спонтанность и парадоксальность происходящего вообще свойственны гравированным с металлической доски рисункам. Так появилась, словно из ниоткуда, подводная лодка с советской звездой, совершающая боевое задание по патрулированию государственных границ в поросшими кочками болоте.

Подобным шпионским методом художник подсматривает за близкими, коллегами и за самим собой. При всём многообразии тем, в достаточно сложных с технологической точки зрения техниках, сложно поверить, что иссечение вдохновения автору не чуждо. Подобно пластичным часам в живописи одного амбициозного каталонца, карандаш современного художника становится податливым и поникшим, зависимым от новых идей. А что хочет сам художник? Как свободной творческой личности, ему мечтается о тихом личном пространстве-избёнке, где внутри тепло, есть, где прилечь и интернет, но как служащий инженер он обязан каждое утро превозмогать нежелание вставать на работу. Причём, он предельно откровенен со зрителем и в обличении как своих собственных, так и общественных «хотелок» и долженствований. Известный по поговорке русский Цезарь, умеющий шить, убирать урожай и играть на дудочке одновременно в графике Павла изменился до пролетариата-универсала, мастера на все руки. Но вместе с тем, его универсальность не гарантирует ему спасение от гневания начальства на ежедневной планёрке в восемь утра. Равно как и нет ни физического, ни эмоционального спокойствия у женщины, обязанной выполнять материнскую функцию в полном объёме.

«Живописец владеет целым оркестром. Человек же с карандашом в руках как бард с гитарой», – проводит параллели Павел. Если авторская песня будет о жизни, то в ней будет место и юмору, с которым к ней относится наш художник.

Искусствовед Решетникова Анна

Иллюстрация в начале статьи: Бог труда. Бумага/травленый штрих, 12.8×17.5, 2015.