Книга воспоминаний Нины Кандинской увидела свет в издательстве «Искусство — XXI век»

Одна из глав книги Нины Кандинской начинается словами: «Вдов художников любят, почитают, ненавидят, окружают любовью и ищут их расположения». Глава называется «В защиту жен художников». Нина Кандинская была образцовой женой и вдовой, хотя о ее поздней любви к бриллиантам и молодым людям написано немало злых слов. Однако ее книга — лучший автопортрет, поскольку автор здесь выдает себя целиком, сам того не подозревая. На каждой странице — восхищение гением мужа, его благородством, умом, добротой, порядочностью и даже красотой. Что уж совсем странно: красоткой была сама Нина, а поженились они, когда художнику было за 50. Восторженное отношение к мужу она сохранила и после его смерти, активно и последовательно пропагандируя его наследие.

Лучшие пассажи ее текста взяты в кавычки. Это прежде всего фрагменты из сочинений самого Кандинского, объясняющие суть абстрактного искусства, роль и мистическое значение в нем цвета. И если кому-то недосуг прочесть «О духовном в искусстве», можно ограничиться этой подборкой из рассуждений и утверждений основателя абстрактного искусства.

Второй вид закавыченных текстов — цитаты из воспоминаний учеников и друзей Кандинского, за одним исключением, восторженных. Они написаны гораздо тоньше и глубже, чем похвалы самой Нины, довольно наивные и однообразные. Исключение — злые воспоминания Альмы Малер-Верфель, лживо обвинявшей художника в антисемитизме. Ее Кандинская разоблачает. Упреки и наветы роковой красавицы Нина считает следствием отказа Кандинского поддаться ее чарам. И в этом ей стоит верить: ее, что называется, женский ум очевиден. Иногда она пишет, как помогала мужу в житейских ситуациях, скажем, обольщая или хитря с чиновниками эмиграционных служб. В таких обстоятельствах прагматичная Нина, наверное, и вправду превосходила его смекалкой. Книга как раз и интересна таким бытовым взглядом на события, в истории искусства описанные с большим пиететом. Если освещаются прогрессивные методы преподавания в Баухаусе, то Нина рассказывает о вечеринках и танцах, о личных дружбах и неприязнях амбициозных преподавателей. И если историческим свидетельствам в книге не всегда стоит доверять (например, Кандинская пишет, что нэп положил в Советской России конец всем формам абстрактного искусства), то житейским — вполне. Упоминание о том, как смеялись в том же Баухаусе над штопаными носками бедствовавшего тогда Кандинского, рисует, как непросто им порой жилось.

Хотя и про историю искусства есть верные уточнения. Скажем, о том, что «Синий всадник» — только название журнала, издававшегося Кандинским и Францем Марком, а не объединение художников, участвовавших в выставках с этим названием, как пишут критики. Им от Кандинской на страницах книги не раз достается за леность ума и небрежение к фактам. «Кандинский понимал тонкую разницу между критикой и упрямством. Ему были противны суждения, порожденные глупостью».

Известна особенность характера Нины — не говорить о трагическом. Она не рассказывает ни о смерти их сына, ни о кончине самого художника. Ее жизнь с Кандинским описана как абсолютно счастливая, несмотря на все трудности. Она только удивляется, что не все и не всегда восхищались его гением. А некоторые замечания, чисто женские, только прибавляют легкой в чтении книге обаяния: «Как я могла убедиться, русские — самые верные мужья, французские мужья эгоцентричны, немецкие всегда демонстрируют свою маскулинность».

По материалам TARN.